Приветствую Вас Гость
Пятница
29.03.2024
00:35

НА ГРАНИ РЕАЛЬНОСТИ

[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: -P4elka-  
Форум » Раздел по интересам » Мистика, тайны, загадки, НЛО » Свидетельство Татьяны Белоус. Часть II (Воскресшая в морге через 3 дня после собственной смерти.)
Свидетельство Татьяны Белоус. Часть II
-P4elka-Дата: Суббота, 23.10.2010, 21:58 | Сообщение # 1
Сержант
Группа: Друзья
Сообщений: 339
Медали и ордена:

За победу в конкурсе Лучший анекдот 2010
Статус: оффлайн
Когда я спросила ангела: «А где же наши евангельские христиане, наши пятидесятники? Я хочу к ним». Я видела много знакомых лиц. Но мне было интересно, как они, где. «Где? - говорю. А он говорит: «Кто?» Я говорю: «Как кто? Ну, братья, сестры мои по вере. Ну хорошо, где тогда православные?» Ангел ответил: «А здесь нет ни тех, ни других. Здесь дети Божьи» Понимаете, друзья? На небе нет разделения. Там дети Божьи, и неважно, какой конфессии они были. Важно. Что было в их сердце, и кому они служили. Все, кто служили Господу Христу, они на небесах. И те, которые служили себе, в каждой конфессии, вот в аду они разделены. У них у каждого свой собственный казан со смолой. Это ужасно. Это ужасно. А ведь эти люди — они знали истину, но не поверили ей. Друзья, если вы знаете истину, не отмахивайтесь от нее. Поверьте, что все, что сказано в этой Книге, вот в этой Книге, - это все правда. Это все правда до последней точки.

-------------------

Мы спускались дальше. Мы спускались до самого дна. В одном из кругов я увидела свою бабушку. Да, папину маму. Мою добрую, ласковую, замечательную бабушку. Демон вытаскивал щипцами ее язык. Щипцы раскаленные. От этих щипцов загорается весь язык, все тело, это все обугливается. И вот, когда прах должен развеяться и мучения прекратиться, оно опять — тот разжимал клещи, язык выпадал, и на этом месте прах соединялся, и опять становилось все так же, и мучение продолжалось. Она кричала, но сказать ничего она не могла. Она смотрела выпученными глазами на меня и тянула руки. Я не могла этого вынести, потому что ей помочь я ничем не могла. Я не могла протянуть к ней руку и остудить ее язык. Оказывается, она клеветала. Она клеветала. Я поняла, почему с ней не дружили соседи. Это страшно говорить. Это больно говорить. Ее сын, мой папа, находился в раю. А его мама вечность пребывала там. Я не могла сдвинуться с места, и, если бы не ангел, я бы, наверное, все стояла и стояла там, плакала бы и кричала. Я кричала вместо нее.

Не знаю, как мы оказались еще ниже, но я увидела дверь. Комнату, а из нее дверь — черная, вымазанная как нечистотами. В эту дверь заходили люди, как мне показалось - потому что некоторые из них были прекрасно одеты; даже костюмы, похоже, как от Версачи там, или, наоборот, джинсы монтановские, спортивные; или нищие в рубищах; или девицы в ажурных чулочках. Но у всех у них были безобразные морды. Именно морды, друзья, не лица. Они приходили. Это демоны, которые ходят по земле, которые совращают людей. Они приходили отчитаться своему хозяину. Он сидел за закрытой дверью. Когда дверь приоткрывалась, я увидела тоже подножие трона. Он маскируется под Господа. Он тоже не хочет, чтобы видели его лицо. Но трон был безобразен. На него было гадко и отвратительно смотреть. Я зажмурилась, но я успела услышать, как они отчитываются, и как один демон в дорогом костюме с ноутбуком что-то вынул из кармана. Это что-то мне не было видно. Это что-то — была душа. Я это поняла, когда он ответил: «Вот, хозяин, еще душа. Свяжи ее». И дверь захлопнулась. Я не могла сдвинуться с места. Я спросила ангела: «Как это может быть? Еще один человек умер, и захватили?» Он говорит: «Нет. Иначе бы та душа находилась в одном из кругов. А этот еще живой. Он заключил завет. Он заключил завет. Продал свою душу. Теперь дьявол ее свяжет, отнесет на место, закует в оковы, а туда подселит демона. Этот человек встанет, будет ходить, будет делать свои дела. Но это уже будет не он. Его связанная душа будет сидеть в недрах. А демон, которому он отдал свою плоть, будет ходить по Земле вместо него». Я вспомнила, как о злых людях говорят: «бездушный человек». Бездушный, потому что там уже душа-пленница. Душа-пленница. Ее выпустит враг только тогда, когда ад отдаст души и море отдаст покойников. Так сказал Господь. Так Он записал. Когда встречаешь таких людей с пустыми, жестокими глазами, понимаешь, что именно о них Слово Божье говорит: «О подобных не молитесь, ибо они не за спасение». До этого мгновения я не понимала. Господи, ну как же так? Чего-то я не понимаю. Ну почему не за спасение? Почему не за спасение? Да потому что они добровольно отдали себя. И настолько добровольно отдали, что их связал, связал враг. И в его теле уже живет подселенный демон. Семья все еще думает, что это их прекрасный папа, и удивляются, как он изменился за одну ночь. Коллеги думают, что замечательный их коллега, что с ним произошло, что он вот так переменился, как, вроде, не тот человек. Удивляются. Ну, поудивляются, потом привыкают, что это ходячее зло. А это ходячее зло совращает других, подобных себе.

Я уже не хотела ничего видеть. Мне было так страшно и жутко, что я только боялась одного — быть низверженной в огненное озеро, которое мы проходили. Или в то озеро с нечистотами, в котором бултыхались души, пытаясь выбраться, которые взывали к небесам, которые им были видны. Небожители не видят этого. Для них он закрыт. Они видят Землю и своих близких, за которых они молят. Приходят к подножию трона Божьего и молят Господа. И Господь посылает ангелов остановить грешника, если это возможно. А те в аду — они не имеют возможности даже предупредить своих близких, где они находятся. И как им ужасно, когда их близкие, вспоминая о них в годовщину их смерти, говорят хорошие слова: «как он свято жил, как он любил людей». Если это не соответствует действительности, демоны измываются. Они усиливают пытки, и за каждое доброе слово о покойнике им становится еще хуже. Он оттуда кричит: «Молчите». Но люди не слышат. Они лукавят. Ведь большинство знают, какой был покойник при жизни, и лукавят. Если вы знаете, что он при жизни был не таков, молчите. Молчите. Не усугубляйте его мучения. Или скажите правду о нем: «Да. Он не был свят. Он был грешен». Скажите правду. Его пытки там не усилятся от этого. Они не ослабеют, но и не усилятся. Они останутся такими до прихода Христа, до суда. Я вспомнила, как я, когда была на похоронах заведомо неприятного человека. Но народная мудрость говорит: «О мертвых или хорошо, или ничего». И, как правило, мы начинаем хвалить, не понимая, что им еще ужаснее от нашей лжи...
Я не заметила, как мы начали подниматься все выше и выше. Мы оказались опять возле этой завесы. Мы переступили порог завесы, и я вдохнула полной грудью этот фимиам. Он оживотворил меня. А ангел повернул меня лицом к завесе, легонько толкнул плечом и сказал: «Тебе пора».

Друзья мои, уходила я легко и свободно, но, когда я покатилась вниз, это была такая боль. Я с болью влетела в свое тело. С болью и с криком. Но я устыдилась — по сравнению с адскими муками, это было не больно. Это можно было вытерпеть. Я замолчала. Но я услышала, что кричит кто-то другой. Я открыла глаза. Подумала: «Кто это может так кричать?». И увидела: комната, кафельные стены. На полу сидит женщина в белом халате, халат мокрый. Рядом разлитое ведро перевернутое валяется, швабра. А она сидит и так показывает рукой: «Э-э, э-э-э». Она не просто кричит, она еще и стонет.

Я села. Мне было плохо видно. Я поняла: мне не зашили голову. Я говорю: «Ты что кричишь?». О, лучше бы я этого не спрашивала. Бедная женщина стала белая, как полотно. Я ей говорю: «Не бойся. Не кричи». Но она встала на четвереньки и так быстренько-быстренько - и в двери. Она выползла.

Мне холодно стало. Я стала осматриваться и увидела, что я прикрыта только одной простыней. На ноге у меня зеленкой написан номер истории болезни. На другой — имя и фамилия, и дата смерти. Я знала, как оформляют покойников. Я врач. Я не один день провела в морге, когда сдавала экзамены по анатомии и хирургии. Но почему я здесь? - подумала я, - Я ведь только что была на небесах. Ах, да, Господь сказал: «Ты вернешься». Что же делать дальше? Господи, Ты же не позволишь, чтобы меня разрезали на живую? Меня же сейчас вскрывать будут, - подумала я. У меня страшно заболел живот. Опустив глаза, я увидела разрез. Ага, меня уже пытались. Я зацепила рукой, а крови нет. Странно,- подумала я.

Когда услышала крик, какое-то движение за дверью, и дверь распахивается, входит хирург, который меня оперировал. Он махал перед собой рукой: «Нет, нет, нет, это невозможно». И замер — он увидел меня. Потом говорит: «А ну, ляг. Ты мертвая». Я укуталась в простыню и говорю: «Я живая». Он говорит: «Живая. Посмотри на свои руки, живая. Быстренько ложись». Я говорю: «Я не лягу. Там холодно». Я посмотрела на свои руки: ну да, трупные пятна. Синие, почти черные ногтевые фаланги. У меня в голове проносится: ну да, кровь не выступила из разреза. Значит, она уже свернулась. Не может быть. «Нет, - говорю. - Вы не правы, доктор. Вы не правы — я живая. Я вернулась». Этот профессор когда-то учил меня. Он говорит: «С тобой всегда были проблемы. Но такую проблему... И что с тобой теперь делать?» А я держу голову — голову, где нет куска, и говорю: «Наверно, зашить». «Ну да, зашить», - сказал профессор и вышел. Ну, ладно, не бросит же он меня здесь, - подумала я.

Через некоторое время началась какая-то суматоха за дверями. Зашли два санитара с каталкой и начали ругаться между собой: кто подкатит, кто будет держать за голову, кто за ноги; а вдруг покойник бросится; а вдруг это упырь — укусит и выпьет всю кровь. Я им говорю: «Я не буду кусаться. Я не упырь. И вообще я христианка. Вы понимаете?» - «Нет». Они толкнули каталку, которая ударилась об стол и встала наискосок, и мне показывают знаками (они со мной не разговаривали, они разговаривали только между собой, каждое слово перемежая нецензурным выражением): мол, пересаживайся на каталку сама. Я говорю: «Ну так отвернитесь», потому что написано в Слове Божьем: «Не обнажай наготы своей». Они это сделали с удовольствием, так как смотреть на труп - малоприятно. Но они вышли в коридор — вдруг они повернутся спиной, а я кинусь на них (это они потом уже мне рассказывали, когда меня выписывали). Они очень боялись подставить спину. Я пересела на каталку. Они заглянули, и опять началась торговля: кто где будет везти. В конце-концов на них накричали, и они повезли меня по коридорам. Весть разнеслась по коридорам. Меня довезли до хирургии. Когда только поворачивали в коридор, все двери открывались, и все любопытные выглядывали, но, когда встречались с моим взглядом, тут же прятались и закрывали дверь. Думаю: боятся, напрасно. Напрасно они боятся — я ведь живая.

Дома готовились к похоронам. Прошло 72 часа. Было непонятно, почему труп не отдают. "Вскрытие не провели, вскрытие не провели". Теперь ясно. Господь попустил все те проволочки, потому что план Божий был — вернуть меня. Слава Господу! Слава Господу!

И, когда на третий день, в понедельник приехала моя семья с гробом, им сказали: «Вы понимаете, такое дело — тела нет». «Как нет? - удивились родные, - А куда же оно делось это тело?» «Оно живое. Ожило». «Ну что вы издеваетесь над людьми? Тут такое горе, а вы издеваетесь. Ну как труп через три дня может ожить?» - кричала моя мама. «Может». А муж кричал: «Я же сказал: она вернется. Она вернулась! Все в порядке».

Когда пытались в доме переставить мебель, чтобы, когда привезут гроб, поставить для прощания, он говорил: «Не трогайте, не трогайте. Татьяна приедет, она все сама расставит». И моя мать говорила: «Дожила — дочка умерла и зять тронулся».

Бедные дети. У нас еще было двое неженатых детей. Трое уже имели свои семьи. А двое — 12 и 13 лет. Они были дома. Бедные дети — им вначале говорят: мама умерла, потом: мама ожила. Но их больше устроил второй вариант. Поэтому, когда я приехала, младший сын немножко испугался. Через месяц меня выписали, но еще на теле были трупные пятна. Лысая мама с дыркой в голове — это была не та мама, которую он знал. Испугался, но взял себя в руки и подошел меня поцеловать, мой мальчик. Все пошло у нас своим чередом. Все хорошо, кроме одного...
Меня, естественно, уволили со всех работ — я же умерла. Покойников не восстанавливают, даже оживших. «Работы нет», - мне отвечали. Ну ладно, нет и нет. И мужу, женатому на покойнице, тоже, оказывается, доверять пароход нельзя. «Странные, - говорят, - вы пятидесятники. То вы умираете, то вы оживаете. Опасно в море отпускать».

Долгое время не было работы у нас. Мы начали даже продавать наши вещи, потому что надо было кормить детей, как-то платить за свет, за отопление — покупать уголь (у нас был частный дом). Но нельзя же жить вот так всегда. Муж стал проситься — он капитан дальнего плавания — стал проситься хотя бы матросом-уборщиком, хоть кем-нибудь. Ему говорили: «Ты христианин? Скажи, кого снять — и мы снимем. Скажи, кого снять, и мы поставим тебя на его место». Дьявол хитер. Но муж говорил: «Если вы захотите дать работу, то найдется и место. А снимать никого не надо, у них тоже семьи».

Мне угрожали. Пришли еще в больницу на третий день после моего воскресения. Пришли люди в белых халатах, но с военной выправкой. Они меня спросили: «Так, где ты была?». Я подробно начала им свидетельствовать. Я стала рассказывать, где я была, что я видела. Они внимательно слушали, очень внимательно слушали. Когда я закончила, они сказали: «Все. Нигде ты не была. Ничего ты не видела. Иначе пожалеешь. Мы тебя предупредили». Я говорю: «Ну как это не была? Была. И видела и ад, и рай, и у подножия трона стояла». «А ты знаешь, что не все дети случайно попадают под машины?» - сказал один из них. Друзья, мне стало страшно. В этот момент мне стало страшно. Я говорю: «Только не дети». И тут же вспомнила: «Праведному все во благо». Я говорю: «Хорошо, если Господу угодно будет, что мой ребенок уйдет с этой земли, то он все равно придет к Господу, а там еще лучше. И я буду радоваться, что он теперь там, и вы его не достанете больше». Они пожали плечами и сказали: «Сумасшедшая мамаша», и ушли.

Когда все эти угрозы не помогли, потому что в селе, где мы жили, разнеслась весть: «Татьяна умерла, теперь Татьяна воскресла». Каждый идет — ему интересно было увидеть, пощупать, поговорить, распросить. И дьявол подговорил тогда наше правительство, как избавиться от нас. Арестовать нельзя — пойдет шум, пойдут разговоры, церковь будет ходатайствовать и так далее.

Пошли на хитрость — мужу предложили работу старшего помощника, но при одном условии: в рейс пойдет и его жена. Я врач по образованию. Терапевт. Как раз подхожу для должности судового врача. И, когда мы вопросили церковь — поставили нужду, через пророчества Господь благословил нас. Он сказал, что проведет через семь стран, через огонь и приведет опять в нашу страну, где мы будем служить Ему так, как Он того хочет. Так как это пророчество пришло через молодого брата, мы его не приняли. Мы не Богу высказали недоверие, а молодому брату. Мы ему сказали: «Не может такого быть. Ну, не может». «Ты же видишь — она еще слабая, - муж говорит, - ей надо восстановиться. Господь не мог тебе этого сказать». Мог. И ослице Бог сказал открыть уста. А тем более Своему сыну.

Мы часто недооцениваем. Мы говорим: «Он еще молод, чтоб ему говорил Бог» или «Он уже слишком стар, он маразматик». Друзья, если говорит Бог, то Он Сам избирает сосуд, через который говорить». Слава Господу, потому что сбылось все, предреченное через этого брата. Мы ушли в рейс. Мы прошли через 7 стран.

Несостоявшееся убийство.

В течение двух лет экипаж менялся. Нам замены не было. Нас в Украину не пускали. Пока мы плавали, Союз лопнул. Украина стала самостоятельная. И тогда капитан нового экипажа получил указание нас выкинуть за борт. Ну, за борт, так за борт.

Мы были в Южно-Китайском море, когда начальник рации (благослови его Господь, он сейчас с нами брат по вере; а тогда этот человек еще не познал Бога, но душа его была добрая) сообщил мужу, чтобы мы не выходили на открытые палубы, потому что нас должен будет выкинуть за борт второй механик.

Когда я вышла в коридор, второй механик начал избивать меня. Он топтал ногами. Он сломал мне горло. Он повыбивал все зубы. И, забегая наперед, скажу: враг захватил его душу. Потому что буквально через месяц этот человек шел по пирсу пьяный. Потом, на глазах множества свидетелей поднял руки вперед, как бы сопротивляясь, крича, и упал в воду с пирса. На третьи сутки его нашли — это уже был труп. Дьявол использовал его. Я не знаю, что он обещал ему. И обманул. И обманул, потому что он обманщик. Он никогда не выполняет своих обещаний.

Нас выгнали. Нас закрыли и должны были выбросить за борт. Мы — избитые в каюте, я плачу, а муж тверд. Он был тверд. Капитан Белоус всегда был тверд — и на мостике, когда надо было принимать решение, и в семье, и в этот трудный момент он был тверд, потому что он верил Богу. Он верил, и он мне говорил: «И долиной смертной тени пойду и не убоюсь, ибо ты, Господи, со мной». Друзья, помните этот псалом? И муж утешал меня этими словами. А я плакала и говорила: «Ну кто нам поможет? О чем ты говоришь? Океан, море и небо. Все. Где-то там за горизонтом Сингапур».

Убийцы наши ходят по коридорам. «На, - сказал муж, - открой Библию. Раз ты мне не веришь, открой и прочитай». Я наугад открыла и прочитала: «Что могут сделать тебе люди, если Я с тобой?». И, действительно, что могут сделать мне люди, если Сам Бог со мной? Зачем мне эта плоть? Я-то, как никто, знаю, что она мне больше не понадобится на небесах.

Мои слезы высохли, и мы стали петь псалмы. «Слышишь ли голос любви в простоте? Слышишь ли дивный рассказ?» В псалме поется «Слушайте», а мы, друг к другу обращаясь, пели: «Слышишь ли?» и начали радоваться. Ведь, действительно, Бог с нами. И неважно, что мы заперты в каюте. И неважно, что кровоточат разбитые десны. Да это все неважно, поэтому что это все может остаться на земле. Там у меня будут прекрасные красивые зубы. Аллилуйя! Слава Господу!

Так, пребывая в таком состоянии, мы услышали какой-то шум. По палубам ходили, бегали люди, непонятно что. Наконец, раздалась английская речь, и спрашивают: «Кто за этой дверью? Откройте дверь». Искали наркотики, потому что кто-то сообщил, что наш пароход является наркотрафиком и перевозит наркотики, поэтому сингапурские власти вместе с консулом зашли на судно, потому что пароход украинский, и это территория Украины. Им открывали комнаты, и в одной из кают, а, точнее, в амбулатории обнаружили нас, избитых. Этот офицерский чин спросил: «Кто эти люди? Почему они избиты?». На что капитан ответил: «Они бились головой в переборке, потому что они зомби. Они читают вредную книгу и вот так вот избивают друг друга. Они приносят себя в жертву своему Богу». Этот сингапурец заинтересовался и говорит: «А какую книгу они читают?» Я тогда еще английским не владела, потому что в школе, в институте я учила немецкий. Значительно позже я выучила еще 4 языка. Но в тот момент муж протянул ему на английском языке Библию версии короля Иакова. Тот взял Библию, полистал ее и говорит: «Капитан, так это же святая книга. Это Библия. Она не может делать зомби. А кто вы? Какая конфессия?» Я говорю: «Пятидесятники». «Аллилуйя! - закричал офицер, - Аллилуйя! Я тоже пятидесятник». Он начал нас обнимать. Тогда вышел консул и сказал: «Не прикасайтесь. Это территория Украины. Они арестованы по закону Украины». «Да, - говорит, - они у вас арестованы по закону Украины. Но мы составляем акт, и, если эти люди не придут в порт назначения, то Вы, капитан, и Вы, консул, будете убийцей. Я знаю, что вы их хотите убить. Но Дух Божий возмутился против вас». Они составили акт. Капитан получил копию. Консул получил копию. И сингапурец увез с собой оригинал. Убить нас нельзя. Слава Богу!

Но услужливый капитан уже отрапортовался. Он послал радиограмму в черноморское морское пароходство, что капитан Белоус со своей женой, начитавшись какой-то литературы, бросились за борт, принеся себя в жертву своему Богу. Он отрапортовался. Нашим детям сообщили, что их сумасшедшие родители благополучно утонули. Поспешил враг. Явно поспешил. Он выдал желаемое за действительное. Да запретит ему Господь.

Почти месяц был переход через Индийский океан. За это время нас не кормили. Но, так как это была амбулатория, а над ней каюта капитана, то воду отключить нам не смогли. Питья у нас было достаточно. А члены экипажа нам передавали в иллюминатор кусочки хлеба, кусочки сыра, что возможно было. С Божьей помощью раны наши зажили. Лекарства, слава Богу, были — это амбулатория. Раны поджили. То, что мы скинули лишний вес, так это даже на пользу, и ногам легче. Аллилуйя! И времени свободного для того, чтобы вникать в Слово Божье и хвалить Бога, - почти месяц. И мы с мужем становились на колени и хвалили Бога. Аллилуйя!

Когда судно пришло в Турцию, и на борт поднялся старший помощник капитана, он был страшно удивлен — ему сказали, что он едет на пароход на пустое место — старпом-то утонул вместе с женой. А тут живой старпом должен передать ему свои дела. Он говорил: «Как же так? Как же так? Почему?» «Так, - отвечал он, - потому что Бог силен и со дна морского достать. Вот поверь в это, и ты спасешься». Он так с опаской отнесся к опальному старпому...
Нас выгнали с парохода и подняли трап. Мы кинулись в посольство, в консульский отдел. Вначале посол нас принял, он негодовал, кричал: «Да как так, это произвол, да как он посмел, этот капитан? Вот вы сейчас идите, я закончу дела и еду следом, я еще вас обгоню. Вы будете на пароходе». Мы пошли в порт. Мы пришли туда — ворота закрыты. Пропуска аннулированы, потому что капитан переписал судовую роль, и там мы уже не внесены. Нас не пускают на территорию порта. Наши вещи с судна выкинули на причал — мы их видим. Я говорю: «Ах, как жаль, там такие подарки детям» - два года плавали. А муж говорит: «Где твоя ценность, там сердце будет». Я подумала: «Действительно, значит, потеря невелика». И мы стали петь этот псалом «Значит, потеря невелика». Подумаешь, какие-то подарки. Ждем — и час, и два, и три, и пять; уже и вечер, уже и утро, уже и полдень, а консула все нет.

Мы идем опять. У нас уже нет денег на паром. Мы уговорили турков перевезти нас так, за мой шарфик (понравился туркам мой шарфик), мы его отдали. И полураздетыми мы оказались выброшенными на улицу, потому что в консульский отдел нас больше не пустили.

На пароход не пускают. В консульский отдел не пускают. Турецкая полиция арестовала. Когда нас выслушали, нам сказали: «Так из консульского отдела и позвонили, чтобы вас арестовали, потому что вы там надоели. Знаете, здесь вы ничего не добьетесь. Езжайте в Анкару». Ага, в Анкару. А деньги? У нас ничего нет в карманах. Только паспорта граждан Советского Союза, а такой страны нет. Нет такой страны. Он говорит: «Какое ваше гражданство?» Мы говорим: «Ну, раз нет такой страны, значит, наше гражданство на небесах. Небесное. Самое верное».

Ну что ж. Мытарства наши начались. То было на море, а теперь на суше. В Анкаре нас тоже не принимают — ни посольство России, ни посольство Украины, ни Организация объединенных наций, ни американское посольство, которое всегда говорили, что Советский Союз притесняет народ. Про американское правительство говорили, что диссидентов они принимают, христиан они принимают — никого они не принимают без денег. Свидетельствую и не боюсь. Были бы у нас деньги 5000 долларов на каждого, с удовольствием бы приняли. Нам так и сказали. А так как у нас только паспорта граждан Советского Союза, и больше ничего, то нас спокойно сдают опять в полицию. Каждый день мы приходили, то под одно посольство, то под другое. Каждый день этот день заканчивался в полицейском участке, потому что приезжала машина, нас забирала. В конце-концов полицейские взмолились: «Ну не ходите вы к посольствам. Ну не ходите — мы устали вас забирать оттуда». Я говорю: «Ну почему? Зато нам тепло. Мы ведь ночь посидим возле вас в тепле». Они перестали выезжать на вызов.

Пошли мы на вокзал — больше греться негде. Мы не знали, что в Анкаре вокзал закрывается в 23 часа, с последним поездом. Его моют, специальной сушильной машиной сушат, закрывают на ключ — и до первого поезда в половине шестого утра. Январь месяц, снег, красота и каменные скамейки. Деревьев-то нет в Турции. Вернее, есть, но они так редки, что, если растет дерево, а на этой площадке строится дом, то этот дом строится без этого угла, чтобы только не повредить дерево. Да, в Анкаре так — одни сплошные камни.

И мы ходим каждый день. А Господь, наш милостивый Господь, - мы Его хвалили, что это мы ходим, а не наши дети, что Он бережет наших детей, а мы — ну что ж. Мы знаем, что Бог не положит на наши плечи больше, чем мы можем поднять. Слава Тебе, Господи, что наказания Твои мягки, испытания Твои тоже во благо нам. Мы не роптали. Странно, правда? Но именно тогда укрепилась наша вера. Именно тогда мы поняли, что Господь водит Своими тропами. Слава Ему, друзья! Слава великая! Аллилуйя и аминь! Когда в очередной раз мы пришли вечером к вокзалу, вернее, погрелись немножко и вышли с вокзала, подбежал служащий и говорит: «Не уходи, не уходи, - он нам жестами показывает, потому что по-турецки мы не говорим, а он ни по-английски, ни по-русски, - Ну, не уходи. Побудь вот здесь, вот за этим деревом».

Мы постояли за этим деревом. Мы не знали, почему мы там должны стоять, но, когда они помыли зал ожидания, высушили его, он нас позвал. Они пригласили нас в этот зал ожидания и закрыли на ключ. Знаете, какая радость — лечь на бетонный пол возле батареи? Лечь, обнять эту батарею и прославить Бога — друзья, это благословение! Это благословение было! Мы опять стояли на коленях и славили Бога. Но теперь мы стояли на коленях не в холодном снегу, не на каменной скамейке, а на теплом полу возле горячей батареи. Чудо!

Прошло еще несколько дней. Мы не ели. В общей сложности мы две недели ничего не ели (15 дней), кроме снега. И не страдали. Не страдали. Господь убрал от нас чувство голода. Мы решили: значит, Господь хочет, чтобы мы были в посте. Аллилуйя! Для славы Твоей, Господи, мы идем в этот пост, и Ты нам Сам скажешь, когда его снять!

Каждый день мы ходили отмечаться в полицейский участок. Каждый день мы просили вернуть нас в Украину. Мы всем уже надоели, только не нашему украинскому правительству. Оно было глухо и слепо.

Один раз приходим, а нам полицейский говорит (он уже ждет, он уже вертится, он уже ждет, когда мы придем отметиться): «Я нашел, нашел, нашел, нашел вашу церковь!» «Да ты что! И где?» Но это оказалась православная церковь. Мы пришли туда, в православную церковь. Мы рассказали священнику свою эпопею и попросили его: «Брат, мы верим в одного Христа, помоги нам. Помоги нам, чем можешь, помоги». Знаете, что он сказал? - «Бог подаст» - и не разрешил даже остаться в церкви обогреться. И мы вышли. Мы сказали: «Пусть тебя Бог благословит за твою доброту, друг». Я благодарю Бога, что у нас не было огорчения на сердце. Мы вернулись в полицейский участок и говорим: «Это была не наша церковь». Он говорит: «Ну, как же? Это церковь Христа». Мы говорим: «Нет. Там Христа нету в этой церкви». Он удивился, но сказал: «Наверное, так, раз вы здесь».

На следующий день, видно, так Господь расшевелил его сердце, что он не мог успокоиться. Он нам дает новый адрес и говорит: «А теперь я точно знаю, потому что там поют и Христа славят. Это там» «Где?» «В отеле «Best» «Ага, это уже может быть», - решили мы. Мы неслись, как на крыльях, в этот отель. И мы узнали: да, снимает церковь евангельских христиан зал, но только в воскресенье, а это вторник. А это только вторник.

Назад мы шли и стыдили друг друга: «Что ты. Приободрись. Мы же уже нашли. Господь уже открыл. Значит, Господь не дает половиной, Он дает полной чашей». Друзья мои, как часто мы произносим эти слова, совершенно не пуская их в разум и в сердце. Это к стыду своему говорю вам и к стыду вашему. А Господь говорит: «Верьте, даже тогда, когда другие не верят». Верьте, потому что, когда Он дает, Он дает полной чашей. А, если не дает, Он не дает вообще, даже надежды. Господи, слава Тебе!

Мы дождались воскресения. Пришли в церковь. Да, это была наша церковь - евангельская церковь, в которой собирались пятидесятники и баптисты. Они хвалили Бога. Все, служба шла, боговдохновенная служба. Она велась на английском языке, но даже со своим скудным английским я все понимала, потому что там все говорил Господь мне. Мы укрепленные, молились. Счастливы были. Бог нас не оставил. В конце службы пастор видит новые лица, потому что эта церковь была работником посольств. С разных посольств были работники. И он нам говорит: «Представьтесь. Вы гости наши — представьтесь, кто вы». Муж встал и говорит: «Мы христиане-пятидесятники с Украины, изгнанные за проповедь Слова Божьего, за свидетельство Божьего чуда». «Где вы живете?» - он спросил. Так как словарный запас моего мужа тоже не очень велик, он говорит: «На вокзале». Богатый американец-миллионер, ему в голову не пришло, что «на вокзале» - это буквально на вокзале, на полу, под батареей. Он решил, что это отель на вокзале. Он сказал: «Ну, пусть вас Бог благословит».

Служба закончилась, и нам предложили перейти в соседний зал. Для братского общения накрывались фуршетные столики — бутербродики, канапэ, печенье, пирожные, кофе, чай и соки. Мы перешли. Но мы же уже третью неделю не ели вообще ничего, разве что пару кусочков снега для утоления жажды. Я мужу говорю: «Не вздумай больше одного печенья съесть, потому что у меня нет даже столового ножа тебя оперировать. А стать вдовой в мои планы как-то не входит, дорогой». Он говорит: «Ну, как? Ну, я хотя бы тогда лучше бутербродик съем». Я говорю: «Ты что — там же колбаса». И вдруг слышу за спиной громкий мальчишеский голос: «Вы почему запрещаете мужу кушать?» Это было так неожиданно - на русском языке, в Турции, среди американцев и англичан, - что мы обернулись. Стоял молоденький брат. Мы говорим: «Ты говоришь по-русски? Понимаешь по-русски?». Он говорит: «Так я гагауз с Молдавии. Я здесь по обмену — учусь в университете. А так как мои родители - христиане-пятидесятники, естественно, тут я тоже хожу в церковь. Я готовлюсь к водному крещению». Он был так счастлив, что он готовится к водному крещению. Мы его поздравили: «Братик, это прекрасно! Ты на правильном пути». А он говорит: «Но вы не ответили на мой вопрос: «Почему вам нельзя кушать?» Ну, мы сказали: «Потому что мы больше двух недель ничего не ели. Может быть завороток кишок, и вряд ли входит в план Божий нам умереть в муках прямо на вокзальной площади». «Как, - говорит, - не ели?» Ну, мы ему и рассказали, что с нами произошло. Бедный мальчик. Он даже и не подозревал, что такое бывает. Он плакал, как ребенок. У него катились слезы, он только умолял: «Не уходите, не уходите. Посидите, я скажу пастору, он же наверняка не понял. Вы так сказали на своем ломанном английском языке, что и я с трудом понял».

Он побежал к пастору. Мы видели, как он жестикулирует, он ему рассказывает. Друзья, вы видели бледного негра? - это был он. Он просто побелел. У него текли слезы. Он был как посыпанный мукой. Он шел к нам. У него дрожали руки. Он упал на грудь моему мужу.

Брат Элдемозер! Если ты когда-нибудь увидишь эту кассету и услышишь мой голос, низкий поклон тебе, брат. Низкий поклон, ибо то, что ты сделал. Это была воля Божья. Ты был Его орудием. Слава Господу! Мы с мужем Вячеславом благодарим тебя, брат.

Больше мы на вокзал не вернулись, друзья. Больше мы не вернулись. Нас поместили в лучшем отеле, пять звезд, прекрасный номер, все изумительно. Такие чудеса может делать только Господь. Мы приняли ванную. Наши ноги настолько распухли, что, чтобы снять джинсы, пришлось их разрезать, было невозможно их снять. Но мы не об этом думали. Мы славили Господа. Видимо, еда была какая-то на столе, потому что самовар я запомнила. Но остальное нас не интересовало — мы хотели спать. Мы поблагодарили Бога, легли на эту широченную кровать, как на аэродром, и уснули. Я проснулась оттого, что меня кто-то держит за руку и пристально смотрит на меня. Я открыла глаза и увидела человека в белом халате. Заканчивались вторые сутки, как мы спали. Пастор испугался. Он вызвал своего врача. Тот сказал: «Нет, нет, они здоровы, они просто спят». Слава Господу! Мы выспались. Здоровые, крепкие. Попили чайку (вначале помолились, друзья, прославили Бога, благословили пищу).

Пастор спрашивает: «Чем я могу помочь вам, друзья?» Мы говорим: «Найди нам работу. Пока мы здесь, мы должны себя обеспечивать». Господь любит трудящихся. Он не любит тунеядцев, которые садятся церкви на шею, и еще и погоняют: «Хочу то, хочу это». Мы это знаем совершенно точно. А он говорит: «Но ты капитан. Я не могу найти тебе пароход в Анкаре. Тут и моря-то нет. А ты — врач. Это очень сложно — в мусульманской стране женщина-врач». Я говорю: «Да какой я врач». Он говорит: «Ты хочешь сказать, что с высшим образованием ты пойдешь в няни?» Я говорю: «Я пойду кем угодно. Я пойду туалеты мыть. Корона моя не свалится — она слишком высоко закреплена». «Да, - говорит, - это ты правильно сказала. Но это невозможно. Живите, Бог откроет, что».

Друзья мои, не прошло и пяти дней, как я работала семейным врачом первого секретаря немецкого посольства господина Зона. Мой муж был у него водителем. Когда нас водили по дому и показывали: «Это ваша комната (метров 25, вместе с компьютером, обставлена), это ваша ванная, туалетная комната, это ваша сауна (извините, что маленькая сауна, у вас, наверно, была больше?)» Я говорю: «Ну, конечно, целый вокзал. Хочешь, грейся под батареей, хочешь, купайся в снегу за порогом». Он не понял юмора, господин Зон. Но он решил, что нас это устраивает. Нас, действительно, устраивали те условия. Воспитывать четверых детей, у которых были хронические заболевания. Друзья, скажу наперед: Господь дал мудрости — эти дети здоровы: и Джеймс, и Франциско, и Виктория, и Алисия. Эти дети выздоровели, буквально через несколько месяцев. Аллилуйя Господу! Слава Ему! И нам еще платили деньги. Представляете, за это все нам еще и платили деньги. Мы деньги переправляли в Украину нашим детям и добивались возвращения на родину. Это была шестая страна.

Наступает Новый год. Мы живем почти год в Турции, в Анкаре, работаем, трудимся в церкви, все прекрасно. Домой нас не пускают — это единственное, что нас омрачает. Но мы имеем уже контакт с детьми, говорим с ними по телефону, имеем возможность отправлять им деньги. Славим Господа, что нам уже немножко легче — мы знаем, что с нашими детьми. Слава Господу! Он знал, что мы с мужем — не Ной, который выдержал смерть своих детей, и Он не положил на наши плечи такое испытание.

Наступает Рождество. Западный весь мир празднует Рождество с 24 на 25 декабря. Церковь собирается в рождественскую ночь у пастора на дому. На коленях славим Господа, благодарим за прошедший год, благодарим за Рождество, что родился Спаситель. Так радостно. И идет пророчество пастору на нас, и он говорит: «Друзья, ведь в этом году наступающем нас покинут брат и сестра Белоус. Их Господь уводит в Болгарию». Меня как водой облили. Как в Болгарию? Почему в Болгарию? Муж говорит: «Ты забываешься. Если Господь сказал, что Он поведет в Болгарию, то Он поведет в Болгарию. Можешь не сомневаться». Я говорю: «Господи, но ведь не хочется. Ну, давай весной, а?» Я опять начинаю торговаться с Господом: «Ведь холодно на улице. Давай до весны, а там мы поедем спокойно». Но, если Господь сказал идти, значит, надо оставлять все и идти.

Мы вернулись домой, предупредили хозяев, чтоб искали на наше место других, потому что нас Господь уводит, но мы не знали, что это будет так быстро. Уже через два дня нас арестовали, потому что на рождественский праздник в доме нашего хозяина собирались послы со всех аккредитованных посольств в Анкаре, и посол Украины тоже. Он давно думал, что от нас и костей не осталось. Он знал нас в лицо, потому что это бывший начальник пароходства. И, когда он увидел нас, поднимающихся по лестнице из своей комнаты в этот зал приема, он уронил ложку, которой размешивал кофе, и уронил следом чашку. Он ничего нам не сказал. Извинился там под каким-то предлогом и удалился. Но через день, 27 декабря, возле дома остановилась полицейская машина, вышли двое полицейских в штатском и предложили нам поехать в полицейский участок заполнить документы, всего-навсего — новый год наступает, надо переоформить документы. В доме была хозяйка, хозяина не было. Она говорит: «Им надо одеться?» Они: «Нет, нет, что вы, мы их возьмем и привезем». Она говорит: «Не переживайте», но мы уже почувствовали что-то не то. Так мы туда больше не вернулись. Больше мы туда не вернулись, друзья, потому что нас сразу отвезли в тюрьму.


Не могут быть красивыми глаза, которые не плакали ни разу...
 
Форум » Раздел по интересам » Мистика, тайны, загадки, НЛО » Свидетельство Татьяны Белоус. Часть II (Воскресшая в морге через 3 дня после собственной смерти.)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: