НА ГРАНИ РЕАЛЬНОСТИ

И по этому показателю мы далеко обошли всех своих соседей по СНГ: в Белоруссии коэффициент фондов равен 5, в Казахстане - 5,3, на Украине - около 9. В России на долю 10% самых богатых россиян приходится 30,5% общего объема денежных доходов населения, а на долю 10% самых бедных - лишь 1,9% всех доходов.

Разрыв просто ужасающий: в европейских странах коэффициент фондов находится на уровне 6-8. И даже в США, где, как известно, проживает наибольшее количество мультимиллиардеров, разрыв между богатыми и бедными - порядка 13-14. К России же вполне можно применить штамп времен холодной войны, которым пользовались советские идеологи, говоря о Западе: страна контрастов.

При этом независимые эксперты всегда указывают на то, что официальные показатели расслоения населения по доходам еще недостаточно точно описывают реальность. Разрыв в доходах, по разным оценкам, может доходить до 20 раз. И это уже не просто разрыв, это настоящая пропасть.
«По соотношению доходов, распределяемых между самыми бедными и самыми богатыми, мы давно перешли порог социальной безопасности», — считает Яков Дубенецкий, руководитель Центра инвестиций Института народнохозяйственного прогнозирования. Причем доходы самых обеспеченных россиян растут на 70–90% в год — темпами, абсолютно недостижимыми для бедных соотечественников.

Объяснений этому несколько. Прежде всего, в России не ведется эффективная борьба с бедностью, считает директор региональной программы Независимого института социальной политики (НИСП) Наталья Зубаревич. По ее словам, «уровень бедности в России в течение последних нескольких лет не меняется». Причем не меняется, несмотря на регулярные повышения пенсий и социальных выплат: они практически полностью «съедаются» инфляцией. Действительно, согласно последним данным Росстата, доходы ниже прожиточного минимума (5144 рубля по состоянию на ноябрь 2010 года) получают 13,4% россиян. При этом, если подсчитать число не самых бедных, а «просто» бедных (к ним Росстат относит граждан с доходами до 7400 рублей в месяц), то таковых в России насчитывается уже в два раза больше — 28,7%.

Кроме того, у людей, которые, например, оказались жителями обнищавших моногородов, практически нет возможности перебраться в более благоприятные регионы, где есть работа, говорит Лилия Овчарова, замдиректора НИСП. Людей накрепко привязывает к месту квартира и прописка, а власти практически не организуют никаких программ переселения из депрессивных регионов.

Наконец, в России абсолютно не работают «социальные лифты», которые в развитых странах дают шансы пробиться наверх выходцам из низов, считает Павел Кудюкин, президент Экспертного фонда социальных исследований. В России фактически перекрыт такой канал социальной мобильности, как политическая деятельность, считает эксперт: «вход» на высокие должности в партии власти открыт только для высокопоставленных чиновников и их детей, а вступление в оппозиционные партии, по существу, означает путь в маргиналы. Между тем на Западе иные примеры: на высшие государственные посты благополучно смогли пробиться, к примеру, в ФРГ Герхард Шредер — сын уборщицы, в Англии Маргарет Тэтчер — дочь бакалейщика.

Точно так же, утверждает Кудюкин, в России не срабатывает и другой «социальный лифт» — связанный с системой образования. Доступ к качественному образованию становится все более социально сегрегированным: только для богатых и только за большие деньги. И возникает порочный круг: семьи с более высоким уровнем дохода могут направлять детей в лучшие образовательные учреждения, соответственно, потом те будут получать больший доход. Бедные же в подавляющем большинстве лишаются и этого шанса обеспечить себе достойную жизнь.

Чудовищными разрывами в доходах мы обязаны в первую очередь межотраслевой дифференциации, сложившейся в российской экономике, считает Лилия Овчарова. Конкурентными по уровню доходов остаются лишь отрасли, эксплуатирующие природные ресурсы, а также финансовый сектор, участвующий в перераспределении выручки от экспорта, утверждает эксперт.

К числу самых доходных сфер следует отнести еще и госслужбу, добавляет Павел Кудюкин: «На высших уровнях госаппарата официальные зарплаты составляют $3 тыс. в месяц и выше, что не так уж плохо, особенно на среднероссийском фоне». К этому эксперт предлагает добавить стоимость вполне легального «социального» пакета, прикладываемого к высокой должности: служебная машина, бесплатная мобильная связь, льготные путевки, квартиры по «остаточной» стоимости и другие маленькие радости, в разы увеличивающие официальную зарплату. И все это, говорит Кудюкин, без учета коррупционной составляющей, наличие которой делает реальные доходы продажного чиновника соизмеримым со стоимостью тех ресурсов, которыми он поставлен распоряжаться.

Тем же 75% населения, которые не работают в офисах банков, нефтяных компаний и госучреждениях, достаются, по выражению Лилии Овчаровой, лишь «мелкие брызги». Причем для секторов с низким уровнем оплаты труда характерен еще один вид дифференциации доходов — внутриотраслевой. Смысл его в том, что, когда денег на зарплаты мало, руководство естественным образом отдает приоритет себе, а подчиненным назначает зарплату по остаточному принципу — только чтобы не вступить в конфликт с законодательством. Которое, в свою очередь, отчетливо ориентировано на интересы нанимателя, утверждает Вячеслав Бобков, генеральный директор Всероссийского центра исследований уровня жизни. Минимальный размер оплаты труда (МРОТ) составляет сегодня 4330 рублей и не дотягивает даже до средней по стране величины прожиточного минимума. Между тем многие работодатели совершенно спокойно, назначая зарплаты своим сотрудникам, ориентируются на МРОТ. Иначе чем объяснить, что пятая часть аграриев, работников образования и культуры, почти столько же коммунальщиков и медиков трудятся за зарплату ниже прожиточного минимума? Бобков называет это «политикой дешевого работника».

Одновременно государство проявляет трогательную заботу о самых богатых — и прежде всего тех, кто сделал себе состояние на эксплуатации природных ресурсов. В частности, правительство решительно отметает любые варианты изменения налоговой системы, предполагающие хоть как-то увеличить фискальную нагрузку на самых обеспеченных. В этой связи весьма показательны недавние инициативы правительства, связанные с предстоящим уменьшением налогового бремени на нефтедобычу.

В Кремле сложившуюся ситуацию критической не считают. «Разведанные запасы нефти и газа в России постепенно истощаются, но остаются вполне достаточными», — заявил в понедельник президент Дмитрий Медведев. Газа в стране, действительно, еще достаточно много. Согласно тем же справочным материалам, прогнозные ресурсы «голубого топлива» оцениваются в 165 трлн кубометров, по его запасам мы занимаем первое место в мире. А вот относительно нефти оптимизм президента настораживает: подобная безмятежность властей свидетельствует о недостаточно серьезном подходе к проблеме.

В утвержденной год назад Энергетической стратегии РФ до 2030 г. отмечается, что текущая добыча нефти на 77% обеспечивается отбором из крупных месторождений, обеспеченность которыми составляет 8–10 лет. А доля трудноизвлекаемых запасов постоянно увеличивается: для основных нефтедобывающих компаний она уже составляет от 30% до 65%. Причем такие запасы часто сосредоточены в средних и мелких месторождениях, что еще больше снижает их экономическую рентабельность. Что же изменилось за год, прошедший с момента принятия стратегии? Да ничего!

Копнем еще глубже. Три года назад на Совете безопасности Игорь Иванов, занимавший в тот момент пост секретаря СБ, озвучил тревожные данные, согласно которым уже тогда нефтяные запасы России были исчерпаны на 50%. При этом он предупреждал: если в ближайшее время не начнется разработка новых месторождений, к 2020 г. запасы нефти могут быть выработаны более чем на 70%, а к 2030-му — на 90%, и добыча снизится до 120 млн т в год. Тогда же Иванов сообщил, что президентом приняты «соответствующие решения по эффективному освоению континентального шельфа России».

Можно было бы предположить, что осуществлению этих планов помешал кризис, и поверить в искреннее желание властей переломить негативную тенденцию, если не знать, что пресловутый вопрос о запасах поднимался в России неоднократно и задолго до глобальных экономических потрясений. Сделаем еще один экскурс в историю и вспомним еще одну Энергетическую стратегию (на этот раз до 2020 г.), утвержденную в 2003 году. Она гласит: «Современное состояние минерально-сырьевой базы углеводородного сырья характеризуется снижением разведанных запасов нефти и газа и низкими темпами их воспроизводства. Объемы геологоразведочных работ не обеспечивают воспроизводство минерально-сырьевой базы нефтяной и газовой промышленности, что в перспективе, особенно в условиях быстрого роста добычи нефти, может стать серьезной угрозой энергетической и экономической безопасности страны».

А теперь вернемся к свежим заявлениям президента Медведева, который, вот неожиданность, тоже говорил об энергетической безопасности: «Энергетическая безопасность — гарантия суверенного развития страны, в том числе и России. Она прямо влияет на решение наших социально-экономических задач, на конкурентоспособность России на глобальных рынках и рост ее международного авторитета». Комментарии излишни.

Конечно, Россия по-прежнему остается одной из самых обеспеченных стран с точки зрения полезных ископаемых. На данный момент она занимает седьмое место в мире по доказанным запасам нефти — более 74 млрд баррелей. Вместе с тем, новый подъем цен на углеводороды подстегивает нефтяные компании, которые стремятся выжать максимум из действующих скважин. За исключением кризисного 2008 г. Россия наращивает нефтедобычу уже десять лет подряд. В прошлом году она заняла первое место в мире по добыче нефти, увеличив производство на 1,5% — до 10 млн баррелей в сутки, тогда как ближайший преследователь — Саудовская Аравия, наоборот, добычу снизила на 10,6%, до 9,7 млн баррелей в сутки.

Но эксплуатируются в основном старые нефтяные месторождения. По оценкам экспертов, 95% крупнейших месторождений, находящихся сегодня в эксплуатации, открыты и разработаны еще во времена Советского Союза и значительно истощены. А открытия новых крупных нефтяных проектов в ближайшие десять лет Минэнерго не ожидает.

Если так пойдет и дальше, рано или поздно России все-таки придется слезать с нефтяной иглы в принудительном порядке. И тогда ее ожидает нешуточная ломка. С точки зрения национальной экономики оно, может, и к лучшему — хоть так, наконец, будет осуществлена пресловутая диверсификация. Но населению при развитии подобного сценария придется ох как не сладко