Федор Крюков Спор «Шолохов - не Шолохов» тянется десятилетиями, на эту тему
написаны десятки книг. Вдаваться во все перипетии в небольшом газетном
материале глупо. А вот рассказать конкретную историю, увиденную глазами
случайного человека, оказавшегося вовлеченным в события, интересно.
«Литературовед д*»
Николай Иванович Никандров в 1970-е служил в «органах».
Когда в советские годы КГБ совался в литературу, ничего хорошего
обычно не выходило. С чем мой собеседник полностью согласен. Он сейчас
много работает с материалами 1937 года (просто для себя, чтобы
разобраться в истоках тогдашних драм) - и каждый раз за голову
хватается: что творилось! Может, потому подчеркивает: в «крюковскую»
историю «комитет», в общем, лезть не собирался. Но СССР был так
устроен - не угадать грань, на которой кончалась литература и
начиналась политика. А политика - это уже спецслужбы.
В 1973-м на Западе вышла книга «Стремя «Тихого Дона». Автор обозначался как недавно умерший «литературовед Д*». Предисловие - Александра Солженицына.
Уже из-за одного этого имени КГБ обязан был сделать стойку. Тем более
что «Д*» замахивался на святое: доказывал, что «Тихий Дон» - не
абсолютно шолоховское произведение, что в основе его - текст,
написанный другим человеком, более зрелым, более литературно
умудренным, с иным отношением к революции и Гражданской войне.
Предположительно (это имя и называл Солженицын) донским писателем Федором Крюковым. Тогда - забытым.
Дальнейшую логику действий Николай Иванович объясняет так:
- Мы оказались в странном положении. Ясно было, что от КГБ потребуют
реакции. И вроде бы надо что-то делать. Хотя, если по уму - не надо.
Ну, вышла такая книга. И даже понятен политический подтекст. А с другой
стороны - ну и что? Сугубо литературный спор. То есть можно, конечно,
замахать кулаками, завести следствие - а дальше? Очередной скандал - в
СССР, дескать, преследуют даже за литературоведческие исследования? При
том, что имелась негласная установка: решать в каждом случае
индивидуально, где можно избежать лишнего шума - желательно избежать.
Еще отмечает: КГБ тогда не знал, что «Д*» - это литературовед Ирина Медведева-Томашевская.
Но, как ни странно, интересовал автор постольку-поскольку. «Стремя»
обрывалось на полуслове - похоже, «Д*» действительно уже умер. Зайти
решили с другой стороны.
Ориентировка
После беседы с Николаем Ивановичем я перечитал «Стремя» (ныне
благополучно изданное). Интересовало вот что. В «антишолоховской»
литературе есть версии - как именно к Шолохову могли попасть крюковские
рукописи. Одна из них: умирающий писатель, мол, держал свои записи в
походном сундучке, о судьбе которого очень беспокоился. Бумаги из
сундучка каким-то образом (дальше начинаются предположения) оказались у
Шолохова. Но это лишь гипотезы, причем позднейшие. В самом «Стремени»,
кстати, ничего такого нет. Хотя в приложениях к книге сундучок
упоминается. А еще - священник, исповедовавший умиравшего.
Николай Никандров: «Собственно, от этого и решили
плясать. Раз рядом был священник - значит, умирал Крюков в достаточно
спокойной обстановке. Если так - перед смертью мог распорядиться своими
вещами. Кому человек в такие минуты передает самое ценное? Скорее
всего - родным. Следовательно, надо попробовать этих родных отыскать.
Обнаружатся у них крюковские бумаги - можно будет о чем-то говорить».
По ходу разговора замечает: кроме служебного, был у него, офицера
КГБ Николая Никандрова, еще и личный интерес. Вспоминает, как впервые
читал «Тихий Дон»: сельская школа, уроки, книга на коленках, чувство
ошеломленности... Неужели и впрямь не Шолохов?
- Мы подготовили ориентировку для местных управлений: так и так,
просим попытаться установить родственников писателя Крюкова... Да нет,
все спокойно проходило, не террористов же искали. Рутинная служебная
бумага. Выйдет что-нибудь - хорошо, нет - нет. Отправили в места,
связанные с жизнью Крюкова, - Ростов-на-Дону, Пушкино (Царское Село), кажется, еще Орел...
Ростовский след
Основная ставка, понятно, была на Ростов. Крюков - фигура
неординарная, о нем еще в 1965-м статьей в местной газете напомнил
краевед В. Моложавенко. Говорилось в ней и про ростовских родственников Крюкова - в том числе племянника.
Николай Никандров: «Он был не то подполковником, не то полковником в отставке. И как выяснилось - давним знакомым нашего ростовского сотрудника Виктора М.
Что вы, не по служебной линии. Просто оба - страстные библиофилы.
Помните книжный ажиотаж советских лет, все что-то доставали,
обменивались? Вот и они. Но, понятно, двум знакомым и поговорить проще.
Оказалось - действительно, лежат у племянника какие-то давние бумаги,
довольно много. Вроде бы были переданы после смерти Федора Крюкова его
сестре, ну и остались в ее семье. Виктор их глянул. Похоже, то, что
ищем! Говорил предположительно, поскольку окончательные выводы - дело
экспертов, но в итоге так оно и оказалось.
Раз так - мы в Москве решили действовать. Хотя сам Комитет светиться
не хотел. Дали знать в обком, и вскоре местный архив эти бумаги купил.
Хранились ли они в сундучке? Понятия не имею! А какая разница?
Главное - те самые записи!»
Дело Ермакова
Параллельно, рассказывает Николай Иванович, розыск шел по другому следу: в архиве подняли дело Харлампия Ермакова.
Сегодня про эту фигуру написано много, а тогда были лишь глухие
проговорки - Шолохов как-то назвал его одним из прототипов Григория
Мелехова. Но в подробности не вдавался: расстрелянный в 1929-м, Ермаков
тогда реабилитирован не был.
Николай Никандров: «Я помню эти пожелтевшие
протоколы. Действительно, судьба Ермакова - это судьба Мелехова один в
один. Полный георгиевский кавалер, при Вешенском восстании - командир
полка, был у белых, потом у красных... И вот вижу в деле записочки
Шолохова - их при обыске изъяли в доме Ермакова: дорогой Харлампий,
хочу расспросить про такой-то эпизод, буду тогда-то... Тут у меня лично
все сомнения отпали. Ведь один из главных вопросов к Шолохову - почему
нет черновиков рукописи и свидетельств сбора материалов? Ну так вот
они - свидетельства! Но что еще интересно: во время допросов Ермакова
про Шолохова речь не заходила. Однако эти его записки хранились
аккуратно подшитые. Зачем? Ведь Шолохов в 1920-е - не фигура, просто
молодой писатель. Но, видно, просто на всякий случай, впрок собирали
компромат».
Лаборатория писателя
Через какое-то время «ростовские» материалы поступили в Москву. Не
оригиналы, уточняет Николай Иванович. Но и не ксерокопии - откуда тогда
ксерокс?
- Ротапринт, что ли? Я в этой технике не очень... Помню, что сами-то
бумаги частично были копиями машинописного текста, частично
рукописного. Лежали в кабинете нашего начальника отделения Геннадия
Зареева, он их досконально изучил. И я из любопытства просматривал.
- Ну и?..
- И ничего. Ничего напоминающего «Тихий Дон». Это оказалось что-то
вроде записных книжек, путевых заметок. Какие-то пейзажи, диалоги,
бытовые картинки... Нет, понятно, почему Крюков записями дорожил -
скорее всего, заготовки к будущей вещи. Но никак не класса «Тихого
Дона». Я Крюкова читал потом. Хороший писатель. Однако - не Шолохов.
Была ли в текстах с Шолоховым какая-то перекличка? Ну, поскольку оба
писали про Дон - те же словечки, детали... Но, если по такому принципу,
то и про писателей-сибиряков можно сказать, что они все похожи.
Интересная деталь: записи не были связаны с Гражданской войной.
Объясняю так: Крюков был еще и редактором фронтовой газеты, все
актуальное тут же публиковал. Что дальше с этими записями стало?
Комитетское начальство решило: держать у нас смысла нет. Передали в
Институт мировой литературы. Феликс Кузнецов, его директор, до сих пор меня при встречах благодарит. А дальше - помните, шум был? - норвежский славист Гейр Хьетсо проводил компьютерное сравнение Шолохова и Крюкова. В числе крюковских исходников были и эти материалы.
На вопрос, что сейчас Никандров думает о дискуссии вокруг «Тихого
Дона», Николай Иванович пожал плечами: после того как Лев Колодный
нашел значительную часть рукописи, вопросы сняты.
Попутный эффект
Находка Л. Колодным рукописи - дело более позднее.
А тогда компьютерный анализ Г. Хьетсо высмеял А. Солженицын, и спор
«Шолохов - не Шолохов» вышел на новые обороты. В принципе он длится до
сих пор - но это, повторим, отдельная история. Рассказ же Н. Никандрова
не противоречит данным из других источников, правда, «находчиком»
рукописей Крюкова называют обычно известного шолоховеда К. Прийму. Возможно, поиск шел параллельно. Мы же отметим вот что.
Так бывает в науке: занимаются одной задачей, а находят решение
другой. Спор о «Тихом Доне» позволил вернуть из небытия имена многих
достойных литераторов - прежде всего Федора Дмитриевича Крюкова.
И уже потому оправдан. http://www.argumenti.ru/publications/10218
| 
