Общественный резонанс «Разговора с Владимиром Путиным»,
состоявшегося в прямом эфире 4 декабря прошлого года, оказался
скоротечным и уже сошел на нет. Но увиденное в очередной раз
грандиозное шоу побудило задуматься и в принципе поставить вопрос о
сути подобных зрелищ. Об этом наше научно-популярное послесловие. Действительно,
давно бы пора предметно поговорить о любимом тележанре российского
«национального лидера» – его регулярных выходах в «пятый океан», то
бишь в эфир. Решение углубиться в эту материю окончательно
созрело после одной реплики интернет-кореспондента «Советской России»,
выступающего под именем «unker 08». Откликнувшись на «Разговор с Владимиром Путиным» и поддержав снайперски точный комментарий Екатерины Польгуевой, коллега из Сети заметил: «Мы
видим анализ диалога «Путин–народ», но нет анализа деятельности
«кухонных работников», подготовивших этот обед» («СР», 09.12.08). Логичная
постановка вопроса! Если на электронной кухне регулярно готовится такое
«блюдо», почему бы потребителям не узнать способ его приготовления? В нашем конкретном случае началом начал следует считать прямой эфир. Или, как еще говорят, «сиюминутность» телевидения. Благодаря
своей уникальной способности отражать событие в момент, когда оно
происходит, «голубой чародей» обладает магией безусловной достоверности
телеизображения. Во время прямой трансляции действует т.н. «эффект
присутствия» – зрителю кажется, что он видит подлинную,
«непрепарированную» реальность. Общается без посредников. Также в
«живых» передачах срабатывают с большим психологическим эффектом два
других природных свойства ТВ. Это – «импровизационный» характер
зрелища, когда нас захватывают неожиданные повороты свободно
развивающегося действия, когда мы как бы соучаствуем в рождении чьей-то
мысли. В этом, как говорят, «прямая, доверительная обращенность к
зрителю. К каждому зрителю. К тебе лично. Разговор один на один» (Вл.
Саппак. «Телевидение и мы»). «Сиюминутность»,
«импровизационность», «интимность»… Вместе взятые, они способны
оказывать огромное впечатляющее, убеждающее воздействие. Нет лучше
способа дойти до ума и сердца телезрителя, чем напрямую обратиться к
нему с экрана. Вот потому-то начиная с 2001 года сеансы живого,
и притом «интерактивного», т.е. с обратной связью, общения с
телеаудиторией стали для первого лица государства излюбленным методом
повышения своей популярности. В чарующие часы блистательных «Путин-шоу»
россиянам представляется образ мудрого, вездесущего, всемогущего вождя.
Он без запинки ответит на любой вопрос. Может прямо в эфире великодушно
распорядиться об экстренной помощи, как в прошлый раз той девятилетней
Даше, что попросила платьице. Или экспромтом примет судьбоносное
решение, как тогда же, 4 декабря, насчет ипотечной ориентации
материнского капитала. Правда, последняя акция имела и
несколько иную цель. На нее сразу отреагировали авторы «Советской
России». Справедливо отмечено в нашей народной газете: нарастающий
кризис усугубляет вину властей за безответственную, провальную политику
предыдущих лет, и гражданин Путин В.В., с которого первый спрос,
попытался упредить стихию гнева, успокоить страну… Действительно,
по своему настрою последняя программа специфична. Но во всем остальном
она типична. И мы анализируем «Разговор с Владимиром Путиным» от
04.12.2008 г. как экранный продукт, созданный по типовому проекту. В
чем состоит технология прямого вещания? Представьте, что вы у
режиссерского пульта передвижной телевизионной станции. Последние
секунды перед началом трансляции с места какого-то события. На объекте
показа в нужных точках установлены телекамеры. Между операторами и
режиссером налажена связь. И вот начинается передача «вживую». На
микшерской панели пульта загорается ряд небольших экранов – мониторов.
Это уже включенные камеры. Операторы фокусируют в рамках видоискателей
те или иные лица, предметы, ситуации и предлагают режиссеру каждый свою
«картинку». Вот так раз за разом выдаются все новые кадры на
экран нашего телевизора. Подобным методом последовательного включения
«живых картинок» в непрерывный зрительно-звуковой ряд и отражается
любое происходящее событие, будь то футбол, концерт, заседание Госдумы
или «общение Путина с народом». А постоянная «тайная связь» режиссера с
телеоператорами позволяет на ходу корректировать композицию кадра, угол
зрения камеры или «заказывать» с пульта новый кадр. Так вот.
Путинские «прямые линии» относятся к разряду самых трудоемких,
постановочно сложных, передач. Ниже схематично представлены главные
составляющие последнего «Разговора…». Вникнем, однако, в схему.
На ней отображены сиюминутные интерактивные связи трех типов. 1.Диалоги
очные непосредственные. 2. Диалоги очные опосредованные. 3. Диалоги
очно-заочные. В первой из этих сфер (см. верхние плоскости со
стрелками туда и обратно) Владимир Владимирович непосредственно, лицом
к лицу, контактирует с Эрнестом Мацкявичусом и членами общественной
приемной «Единой России». Во
второй сфере общения, также очной, но уже опосредованной (см. вниз),
выстраиваются телевизионные «мосты», и по ним виртуально сводят с
ответчиком заинтересованных провинциалов. И в третьей сфере
интерактивного общения, очно-заочной (см. слева снизу вверх и обратно
по диагонали), нам демонстрируют прием и переадресовку телефонных
звонков, интернет- и SMS-обращений. Отдельные из них как бы выхватывает
из общего потока расторопная Мария Ситтель, публично подставляя под ответ… Картину
можно дополнить еще одним элементом, не отраженным на схеме. Это –
монолог главного героя. Если помните, в финале он просматривал и
комментировал распечатку вопросов, поступивших по телефону и
электронной почте. В целом же трехчасовое представление
воплощалось на экране как постоянная смена трех названных сфер. В то
время, как одна из них пребывала под объективами телекамер, в двух
остальных готовились к выходу в прямой эфир. Например, пока Мацкявичус
и Путин с «медведями» отрабатывали очередной эпизод, Ситтель с помощью
Информационного центра обеспечивала «случайный» телефонный звонок. Теперь
вы понимаете, насколько это сложно – оперируя кнопками пульта,
формировать непрерывный поток из сотен оптико-фонических
картинок-кадров, поступающих из разных мест, от десятков телевизионных
камер, да еще подчиненных единой сюжетной линии. Если началом
начал всех «Путин-шоу» является прямой эфир, то основой основ
постановочно сложных передач такого масштаба выступает сценарный план.
О нем, как о надежном навигаторе в океане электромагнитных волн, стоит
сказать особо. «Сценарным планом» принято называть структурную
модель экранного произведения, которая определяет его композицию,
содержание ключевых эпизодов, переходы от одного эпизода к другому. Это
– канва будущей передачи, тезисное изложение намечаемого
зрительно-звукового ряда. В тексте сценарного плана, который получают
реализаторы проекта, конкретно проработаны лишь опорные пункты
телевизионного действия, «предлагаемые обстоятельства» для героев
передачи, ее участников. А вот живую реакцию на эти созданные
обстоятельства, в т.ч. и задаваемые вопросы, имеется в виду фиксировать
один к одному. Как «жизнь врасплох»… Чтобы было яснее, обратимся
к отечественной телевизионной классике. В свое время успех знаменитого
цикла передач «От всей души» Валентины Леонтьевой исследователи
связывали не только с мастерством ведущей, но и с качеством сценарных
планов, которые этот успех гарантировали. …Центральное
телевидение, конец 60-х. Чествование трудовой династии ленинградских
хлебопеков. Прямая трансляция из клубного зала. На сцене – герои
передачи; в зале, за столиками, – приглашенные участники. В беседе
заходит речь о пережитой блокаде. В этот момент появляются девушки с
подносами, на которых выложены очень маленькие ломтики хлеба. Хлеба,
испеченного по рецепту зимы 1942 года… Голос за кадром: «Положите эти
125 блокадных граммов на самом почетном месте в своем мирном доме… Мы
просим вас встать. Этот хлеб надо брать в руки, лишь стоя…» Люди
вставали, многие не могли сдержать слез. Камеры выводили на экран
потрясающие по глубине чувств крупные планы. Атмосфера происходящего
передавалась и телезрителям. Тот живой эфир, говорят, запомнился на
годы. (Б.Д.Гаймакова. «Методика и практика редактирования телевизионных
передач»). Чем показателен этот хрестоматийный пример? Единством
диктатуры и демократии прямого вещания. Здесь «диктатура» – в заранее
заданной ситуации, в определенной конструкции эпизода. А «демократия» –
в полной свободе самовыражения для непосредственных участников эпизода
и неограниченной инициативе творцов, отображающих данный эпизод. Лишь в
таком единстве сиюминутный эфир может быть по-настоящему зрелищным:
импровизационным, интимным. А значит, и впечатляющим, убеждающим,
правдивым. Вот что такое сценарный план. Несколько страниц его
текста позволяют не только раскрыть тему, не только разыграть, как по
нотам, драматургию многоактного телезрелища, но и решить главную
эстетическую задачу документального экрана: добиться, чтобы человек в
кадре был «естественным в неестественных, публичных обстоятельствах».
Как это выглядит в эфире, можно и сегодня наблюдать в программах «Жди
меня», «КВН», «Что? Где? Когда?», «Минута славы» и др. На основе предварительной поэпизодной разработки строился и «Разговор с Владимиром Путиным». Возьмем
сквозное действие – работу телеведущих. Было отчетливо видно, в каких
местах Ситтель и Мацкявичус позволяли себе экспромт, а где дословно
произносили заранее написанные, завизированные фразы. А последние явно
преобладали. Что и понятно. Ведь на них, как на буйки или бакены в
судоходстве, ориентировался режиссер, глядя в свой экземпляр сценарного
плана и отдавая упреждающие команды операторам. Уже озвучивая в кадре «заход», Мария Ситтель
должна была строго по тексту сказать слова, предваряющие включение
большой студии, где Мацкявичус и «единороссы» ожидали Его... И ведущая
добросовестно исполнила то, что требовалось. Браво, Мария! Иначе
режиссер не смог бы так плавно ввести роскошный общий план. Помните?
Когда Он идет прямо на камеру – динамичный, раскованный, весь из
себя... Идет, идет и идет под бурные рукоплескания «медведей»... Высокий гость явно готов к такому вопросу. Но – выдерживает паузу. Путин. Для меня управление страной – дело привычное, так что все пошло путем. Россия уже достигла многого... Путин.
Да. Несмотря на негативное влияние извне... Рост ожидается хороший. (И
далее ВВП с точностью ЭВМ называет цифры будущего прогресса. Сетует
лишь на то, что инфляция подскочила, да вот «пришлось вбросить в
экономику большой объем ликвидности»). Мацкявичус (светлея лицом
и кивая в сторону «единороссов»). Это красноречивая реакция. (И с
огоньком, задором). Ну а кризис... переживем? Вот так вопросы по писаному чередовалось с репликами от себя. Подпускала их и Мария Ситтель.
В основном же ведущие исполняли каждый свою роль строго по тексту и с
особенной четкостью – на стыках между сферами общения, когда надо было
подготовить зрителей, а тем самым и режиссера за пультом, к новому
повороту сюжета. Путин (вслух зачитывает чьи-то слова, очень
кстати оказавшиеся последними в подборке обращений). «...Владимир
Владимирович, когда закончится этот кризис? Так тяжело!..» (Горестный
вздох. Напряженная пауза. Но вот Его лицо проясняется. Все увереннее
звучат слова, полные мужественного оптимизма.) Нас ждет неизбежный
подъем. Надо только сплотиться вокруг интересов народа. Мацкявичус
(с глубоким волнением смотрит на вождя. И, одарив Его ласковым
взглядом, проникновенно спрашивает). Что вы любите больше всего? И под гром оваций предводитель «Единой России» с чувством исполненного долга исчезает в голубом беспределе «пятого океана». Каков
финал, а?! Апофеоз! Но согласитесь: столь эффективный «хеппи-энд» едва
ли был бы возможен на одном экспромте. Нужно ведь было заранее
выстроить и как-то обговорить отслеженную нами 5-ходовку: жалостная
мольба – бодрящее утешение – банальный вопрос – гражданственный ответ –
бурные аплодисменты. Как представляется, заказчик и главный
герой «Разговора с Владимиром Путиным» пожелал совместить в его
сценарно-постановочном решении следующие три подхода: Что и было
исполнено. Три часа и семь минут телевизионного марафона вылились в
непрерывный поток обеспеченных ответами вопросов: а) обо всем, б)
отовсюду, в) от всех категорий россиян. В самом деле.
Прозвучавшие в эфире 72 мини-диалога («вопрос–ответ») затронули весь
набор актуальных проблем внутренней и внешней политики. Адреса прямых
включений, звонков, записок могли служить аудиовизуальным пособием для
изучающих географию страны. Состав же собеседников В.В.Путина по
возрасту, полу, социальному положению почти зеркально отражал структуру
населения РФ. И притом все так соразмерно, так
пропорционально!.. Не зря передача в целом вызвала ощущение безупречно
сложенной главной елки в Кремле. Однако зададимся вопросом:
неужто она, такая «стройная, зеленая», сама по себе, сиюминутно,
образовалась? Нет, конечно. За всем этим виртуальным совершенством –
большая и тщательная организационно-техническая работа. И работа не
только за кадром, как выражаются телевизионщики, но также... и «до
кадра», и «вокруг кадра». Ну-ка, прикинем. Любознательных лиц из
регионов выводили на ответчика специально прибывшие из Москвы репортеры
«Вестей». Разумеется, к столь ответственному прямому эфиру были заранее
отмобилизованы лучше режиссерские и операторские бригады как в Москве,
так и в Архангельске, Хабаровске, Казани,
Саратове, Ростове-на-Дону, Нальчике... Кстати, по моим прикидкам, за
11220 секунд живого эфира в формировании видеопотока из примерно 1100
телекадров было задействовано не меньше 30 телевизионных камер... А
работа «вокруг кадра»? Как же! Была такая работа, и очень четкая. Ведь
по сложившейся новорусской традиции в пунктах прямого телеобщения с
«национальным лидером» душевный разговор всегда проходит в кольце
милиции, ОМОНа, «искусствоведов в штатском». Вообще же, с большой
вероятностью можно предположить, что при ВГТРК, а то и при самом Белом
доме действовал временный оперативный штаб или координационный совет по
подготовке и проведению «Разговора...». Ну и самое главное.
Лидером всей этой объединенной постановочной группы выступал не кто
иной, как Путин Владимир Владимирович. Незаурядный публичный политик,
он ведь у нас и опытный массовик, овладевший навыками работы со
зрительской аудиторией еще в 70–80-е гг. прошлого века в бытность
заведующим клубом советско-германской дружбы. Для полного триумфа
«программы года» было практически все. Вернее, почти все. Точнее
говоря, все, кроме одного... А если конкретно, – все, кроме... правды.
Да-да, кроме правды! И какой именно – сейчас поговорим... Привычное
в нашем обиходе понятие «правда» имеет применительно к телевидению не
только общезначимый, но и специфический, «отраслевой» смысл. Вот что
говорилось почти полвека назад об особой правде домашнего экрана: «Телевидение
– даже если это чисто репортажная передача – не может ограничиться лишь
функцией информационной. Оно требует, невольно подключая сюда, и правды
поведения, правды жизненных обстоятельств. Поэтому нет для телевидения
ничего ужаснее, чем тщательно отрепетированная импровизация, чем
заученная «живая речь, чем вымученная неестественная естественность». Подумать только! Будто имея в виду предмет нашего разговора, автор книги «Телевидение и мы» Вл. Саппак еще в 1960 году замечал: «Можно
говорить без бумажки (если умеешь). Можно открыто читать лежащий перед
вами текст. Но нельзя «незаметно» подглядывать в шпаргалку или
разыгрывать с независимым видом явно отрепетированный диалог». Вновь
просматриваешь декабрьские записки у телеэкрана. Чуть напрягаешь
зрительную память. И перед глазами живо предстают иллюстрации на тему
«Неестественная естественность». Все то, что наверняка приметилось и
вам, уважаемый читатель. Первое прямое включение: Северодвинск.
Причал завода «Звездочка». Группа корабелов и военных моряков на фоне
судна. Впереди спецкор «Вестей». Он предельно деловит: А затем,
не глядя на окружающих, отработанным движением передает микрофон
напряженно стоящему рядом участнику массовки... Ну, конечно, здесь
заранее было4f68 известно, кто именно подаст голос. Да, один
момент. Нас в данном случае интересует «правда поведения», а потому в
конкретику вопросов и ответов вдаваться не будем. Включение
Саратова. На общем плане массовка в виде подковы. Руки у большинства
людей почему-то сведены ниже пояса, будто перед погружением в холодную
воду. По центру – яркая представительница «второй древнейшей». Жгучая
брюнетка в позиции «стенд ап»: на среднем плане, в анфас и с микрофоном
чуть ли не в устах. С улыбкой спрашивает: «Кто хочет?» Мигом все
отрывают руки от причинных мест. «О, лес рук!» – торжествует брюнетка.
Тем не менее микрофон четко вручает кому-то рядом стоящему. Но
вот Мацкявичус использует брюнетку второй раз – в смысле, снова
вызывает Саратов. И что мы видим? Теперь журналистка сама
целеустремленно подходит к какой-то женщине, а остальные действующие
лица, приняв исходное положение и не шевелясь, «ответственно» смотрят в
объектив. Голос. Я из Башкирии. Я взяла ребенка-инвалида... (Далее что-то неразборчивое, и голос пропадает совсем.) Последнюю
фразу, как вы догадались, автор ввернул от себя. Но наверняка именно
так – «Не верю!» – среагировал бы на эту сцену корифей отечественного
театра К.С.Станиславский. Ведь из-за помехи на линии мы так и не
поняли, в чем проблема. А Владимир Владимирович, оказывается, понял.
Потому как определенно знал, чего хочет просительница из Башкирии...
Что и проявилось в последующие минуты. А Даша Варфоломеева из
Бурятии? Я искренне проникся отчаянием неведомого функционера,
отвечавшего за тот выход на Путина. Когда бедная девочка по складам
читала текст своего вопроса. «Мы жи-вем на ба-ба... Живем на
ба-бу-бу... На ба-буш-кину пенсию» и т.д. Даже видавший виды ВВП и тот
слегка смешался. Ладно, то особый случай. В целом надо, конечно,
отдать должное усилиям исполнителей шоу. В рамках своих ролевых
обязанностей и в пределах своих актерских возможностей они старались
придать документальной мелодраме непринужденный, импровизационный, а
где-то даже интимный характер. Главный герой «Разговора с
Владимиром Путиным» делал вид, что впервые слышит вопросы и не иначе
как экспромтом дает ответы и ценные указания. Ведущий Мацкявичус делал вид, что только по ходу «Разговора...» решает, о чем спросить. Ведущая Ситтель делала вид, что просто так, наугад, «тормозит» отдельные звонки из их сиюминутного множества. Корреспонденты
«Вестей» делали вид, что вот только что оказались в группе случайно
собравшихся людей и с ходу передают микрофон для вопроса любому
желающему. Задающие вопросы, в свою очередь, делали вид, что
обращение к высокому ответчику родилось у них самопроизвольно, как тост
«алаверды». Ну а все остальные лица, образующие живой фон, изображали готовность в любой момент включиться в диалог... Однако
и приведенные здесь примеры, и все наши экранные впечатления от 4
декабря позволяют утверждать: утаить «шило в мешке» не удалось никому.
В любом звене интерактивного «Разговора...», претендующего на живое
общение, проступали заданность, наигранность, нарочитость. Не «правда»
здесь задавала тон, а «кривда», телевизионная кривда поведения в кадре.
Она и привела в очередной раз к отторжению основной массы телезрителей
от очередной серии электронной путинианы. Виртуальный разговор
практически не задел за живое, не вызвал реальных разговоров-откликов
ни в общественных местах, ни в торгово-производственных центрах, ни в
среде учащейся молодежи. Во всяком случае, по моим наблюдениям. А самая
взыскательная и активная часть публики, к которой относятся и
цитируемые ниже авторы нашей газеты, постаралась донести до
общественного мнения, что эфирный прямопровод «Путин–народ» – это: – «тщательно отрежиссированная и отредактированная телевизионная беседа с проверенными представителями народа» (Ф. Подольских), – основу которой составляют «...специально подобранные вопросы, гладкие, заученные ответы» (Anastasija), – предназначенное «...для одурачивания и убаюкивания младенческих мозгов. Баю-бай» (Баба Лида из Адыгеи). Вот так-то. Казалось, были созданы все предпосылки для успеха грандиозного зрелища, а конечным результатом явился полный провал. Как
отмечалось, «Разговор с Владимиром Путиным» создан по типовому проекту.
Сам же этот проект в разных модификациях реализуется с 2001 года.
Естественно, что воплощение его на экране получается то лучше, то хуже,
раз на раз не приходится. Вот в прошлый раз получилось плохо. Но что за
этим? Или интерактив «Путин–народ» сам по себе продуктивен, да только
качество конкретных передач требуется улучшить? Или... Или – есть ли
вообще перспектива у этого цикла? Тут ваш покорный слуга скромно отходит в сторону, чтобы передать слово куда как более авторитетным людям. «Прежде
всего, друзья мои, не надо лжи... Можно лгать в любви, в политике, в
медицине, можно обманывать людей и самого господа бога – были и такие
случаи, – но в искусстве обмануть нельзя». Эту мысль взял за
отправной пункт своих изысканий московский театральный критик
В.С.Саппак (1921–1961), когда в пору послевоенного возрождения ТВ
задался целью познать «электронное чудо» XX века. И вот в 1963 году
вышла замечательная книга: «Вл. Саппак. Телевидение и мы». Сравнительно
небольшой по объему печатный труд – всего 148 страниц... Однако
научно-практический потенциал книги оказался неисчерпаем.
Исследователи, принявшие эстафету от Саппака, до сих пор комментируют,
развивают, углубляют его фундаментальные идеи. Заложенные им полвека
назад основы теории и методологии телевещания по-прежнему сохраняют
значение «первого катехизиса» для истинных профессионалов. Помните,
когда мы еще знакомились со спецификой прямого эфира, то называли
«сиюминутность», «импровизационность», «интимность»? Эти
психологические эффекты, возникающие при телепросмотре, открыты и
описаны В.С.Саппаком – он отнес их за счет «природных свойств»
телевидения. Теперь нужно добавить, что в ряду врожденных свойств
«голубого чародея» в книге представлен и особо выделен удивительный дар
проницательности, присущий только телевизионному объективу. «Абсолютный
слух на правду» – так назвал автор это неповторимое свойство ТВ. Согласно
Саппаку, «абсолютный слух на правду» проявляется в том, что экран
телевизора сам по себе «демаскирует ложь». А ложь в данном случае – это
нарочитость поведения, проступающая на экране. Собственно, то самое,
что не смогли скрыть от нас 4 декабря гражданин Путин В.В. и его ОПГ
(объединенная постановочная группа). Ухищрения подобного рода Саппак
деликатно называет «малой ложью», уводя фигурантов неправдоподобных
эпизодов от обвинений в мошенничестве. Хотя суть телевизионной кривды
от этого не меняется. Во время выступления в телекадре между
«говорящей головой» и телезрителем устанавливается т.н. «дистанция
доверия». Одновременно она является и «дистанцией проверки». На этом
очень коротком отрезке, который в случае неизбежных крупных и средних
планов сжимается до расстояния 40–50 см, любая «игра на публику» со
стороны выступающего мгновенно распознается человеком по другую сторону
экрана. И чисто непроизвольно вызывает у последнего реакцию отторжения.
Независимо от того, кто в телекадре, будь то даже премьер или президент. «На «дистанции доверия», создаваемой телевидением, опасны все виды попыток нравиться, все повышенные заботы об этом». Попытки
нравиться, заботы об этом выдает и «эмоциональный подсказ». Так
обозначены в книге аплодисменты по знаку режиссера, другие изъявления
чувств специально привлеченными статистами, что призваны повлиять на
восприятие зрителями каких-то моментов представления. Однако на ТВ это
не проходит. Телеаудитория безошибочно угадывает лукавство. Так что,
между прочим, своими многократными рукоплесканиями по ходу «Разговора с
Владимиром Путиным» ретивые «единороссы» оказывали шефу «медвежью
услугу». «Да, на телевидении обмануть нельзя! – убежденно
заявляет Саппак. – Против этого восстает вся его природа –
документалиста, участника события, оперирующего фактами и образами
самой действительности. Против этого восстает сам характер нашего
общения с ним (с телевидением. – О.Д.), сама «дистанция доверия», где
интимность уже предполагает искренность... стоит работникам
телевидения... отступить от правды, нарушить этот первый закон его
нравственного кодекса, как немедленно и как бы автоматически здесь
начинает действовать закон саморазоблачения лжи». В последних
трех словах основоположник теории телевещания выделил шрифтом
«саморазоблачение лжи». Мы же давайте отметим... «Закон»: Поскольку
здесь это понятие фигурирует в значении «Не зависящая ни от чьей воли,
объективно наличествующая непреложность...» (Толковый словарь русского
языка), то в итоге получается: путинская ОПГ попирает объективный закон
вещательного процесса! Таким образом, мы нашли и в самой теории
вопроса обоснование несостоятельности телевизионной путинианы,
бесперспективности ее продолжения в нынешнем формате. Первое.
Любой россиянин должен иметь реальную возможность, минуя
администраторов, редакторов и пр., напрямую задать свой вопрос
премьер-министру. Второе. Сам премьер не должен заранее знать
вопросы, не должен пользоваться телесуфлером, вспомогательными
материалами и прочими «шпаргалками». Только при таких условиях
может быть обеспечена «демократия» телеобщения в сочетании с
«диктатурой» предлагаемых обстоятельств, сценарного плана в целом. Но!
На эти условия никогда не пойдет Путин В.В. Как и любой из столпов
нынешнего режима. Такое невозможно в силу «природных свойств»
новорусской власти. Ибо, если современные правители страны боятся
телевизионных дебатов с такой организованной да «конструктивной», с
такой законопослушной, ну просто идеальной левой оппозицией, то каково
им оказаться в действительно открытом «пятом океане», где будут и
шторм, и качка, и на моряков нападет...(Извините!) Хотя уверен:
власти недооценивают природного благородства и добродушия своего
народа. Вот если бы в самом деле Владимир Владимирович мужественно
принял на себя бушующую стихию людских вопросов и проблем и где-то был
бы застигнут врасплох, большинство россиян наверняка бы не
злорадствовали, а сочувствовали ему. Потому как это было бы по-нашему,
по-русски, «по-честному». В одном из интернет-откликов высказано
пожелание, чтобы то декабрьское, восьмое по счету, «Путин-шоу»
оказалось последним. Не сомневаюсь, что за такой исход миллионы граждан
РФ проголосовали бы обеими руками. Вот только пойдет ли навстречу
народным чаяниям «национальный лидер»?
| 
